Рождение наций: «оззи» и «киви» на тропе войны

Война спровоцировала рост национальных движений по всему миру. Не обошёл этот процесс и Британскую империю. Ирландцы, канадцы, австралийцы, новозеландцы, индийцы, население африканских колоний – для всех них мировой конфликт 1914–1918 гг. стал толчком для роста национального самосознания. Для кого-то (Канада, Австралия, Новая Зеландия) этот процесс был мирным, для кого-то нет – здесь стоит вспомнить, например, Пасхальное восстание в Дублине в 1916 году и ирландскую гражданскую войну начала 1920-х гг., или борьбу Индийского национального конгресса и его лидера Махатмы Ганди.

Говоря о мирном процессе, под этим, прежде всего, стоит понимать проявление лояльности по отношению к метрополии. Те же канадцы, австралийцы и новозеландцы кровью щедро заплатили за то, чтобы сплотить нации и расширить свои права внутри империи. Но почему Первая мировая война так сильно повлияла на самосознание жителей доминионов?

К началу Первой мировой с момента возникновения колоний прошло уже довольно много времени. Австралия начала планомерно заселяться выходцами из Европы с 1780-х гг., и за сто с лишним лет проделала огромный путь. Из ужасающего места ссылки, которая в глазах многих британцев была хуже повешения, она превратилась в процветающее государство со стремительно развивающейся экономикой.

Что касается Новой Зеландии, массовая колонизация которой пришлась на середину XIX века и чьи отдельные регионы были местом вооружённого конфликта между племенами маори и английскими войсками в 1840–1880-х гг., то и она на рубеже веков стала привлекательным местом для иммиграции и страной со всё увеличивающимся сельскохозяйственным производством. И Австралия, и Новая Зеландия добились самоуправления, получив статус доминионов в 1907 году, и, оставаясь частью империи, вели вполне самостоятельную политику – по крайней мере, в Тихоокеанском регионе.

Интересно, что обе страны с самого начала рассматривались как места для людей, сильных духом и телом, белых поселенцев, чей неукротимый нрав воспевал в своих стихах Редьярд Киплинг. Военный корреспондент Чарльз Бин, наблюдая во время Великой войны солдат со всей империи, заметил: «Правда в том, что спустя столетие жизни в трущобах британская раса уже не та, и не может быть той же самой, как в дни Ватерлоо». Бин был уверен, что будущее выживание британского народа возможно исключительно за счёт так называемых «белых доминионов», ведь есть только одна «…единственная надежда, что эти тщедушные, узкогрудые [томми], приехав в Австралию, смогут снова произвести [настоящих] мужчин. Англия же, несмотря на её героические свершения, уже не может надеяться на это».

Колонии впервые заявили о своём военном потенциале за полтора десятилетия до Первой мировой, во время англо-бурских войн рубежа веков. Хотя вклад Австралии и Новой Зеландии в победу был довольно скромный, всё же тысячи солдат, отправленные этими странами в Южную Африку, стали определённой заявкой на будущее. На войну с государствами африканеров отправилось 16 000 солдат из Австралии, из которых 588 не вернулись назад, и 6500 новозеландцев, потери которых составили 70 человек, убитых в бою, и 158 погибших от болезней и несчастных случаев. По сравнению с контингентами, брошенными в мясорубку Первой мировой, это было очень немного, но достаточно, чтобы британские генералы заметили новый источник живой силы.

В годы Первой мировой более 330 000 австралийцев прошли службу за морем, из них 61 500 погибли в бою или умерли от ран. При этом население Австралии составляло на тот момент около 7 миллионов человек. В Новой Зеландии, всё население которой насчитывало чуть больше миллиона человек, на войну отправились около 100 000 мужчин, из них более 18 000 погибли. Всего в армиях этих двух доминионов во время Первой мировой войны служили 13 и 20 процентов их мужского населения соответственно.

Надо заметить, что жители этих земель, как и их «имперские кузены» в метрополии, на объявление войны немедленно откликнулись потоком добровольцев, который, тем не менее, Новой Зеландии в 1916 году пришлось подкрепить введением обязательного военного призыва. В Австралии законопроект о призыве был дважды вынесен на референдум, в 1916 и 1917 гг., и оба раза был провален. Потому все 300 000 солдат с «зелёного континента» были добровольцами с начала и до конца войны.

Несмотря на то что австралийцы (Aussie – «оззи», или, как они сами себя любили именовать, Diggers – «диггеры») и новозеландцы (Kiwi – «киви») приняли участие во множестве военных кампаний этой войны, всё же несколько битв произвели на солдат из Южного полушария такое неизгладимое впечатление, что они навсегда остались в памяти поколений.

Самой тяжёлой, и даже не по потерям, а из-за шока от столкновения с яростно сопротивляющимся врагом, сложнейших условий на фронте, кажущейся бессмысленности борьбы, стала Дарданелльская (Галлиполийская) операция. Она шла восемь с половиной месяцев в 1915 – начале 1916 гг. Солдаты ANZAC (Australian and New Zealand Army Corps), Австралийского и новозеландского армейского корпуса, как с рубежа 1914–1915 гг. стал называться смешанный австралийско-новозеландский контингент в Египте, просто не видели до сих пор ничего подобного. Несмотря на сложившийся миф о выносливых и привычных к битвам, если не с дикарями, то с экзотической природой, людях с границы цивилизации, большая часть австралийцев и новозеландцев уже была горожанами по своим занятиям и месту жизни, а 20% добровольцев и вовсе оказались уроженцами Британских островов, а не колоний.

Как бы то ни было, к образу отважных людей с колониальной передовой прибавился ещё и образ наследников древних греков, победивших в этих краях Ксеркса и завоевавших Трою. Современник писал о солдатах ANZAC с восторгом, сообщая, что «…на восточном берегу, недалеко от пролива Дарданелл, внутри всполохов и шума сегодняшней громовой битвы, находится место той самой древней Трои, чья долгая осада вечно бушует в гомеровской «Илиаде». Но греки и троянцы, которых обессмертил поэт, не знали такого потрясающего сражения, не совершили подвигов с такой могучей доблестью, какие выпали на долю героев, сражающихся там ныне». Из этих героев с легендарных берегов Геллеспонта не вернулись 7500 «оззи» и 2500 «киви».

Удивительно, но самоидентификация австралийцев и новозеландцев шла, скорее, в русле сравнения с британскими «томми», нежели с противниками-турками. Именно британское командование, британское снабжение и британские солдаты оказались под огнём критики военнослужащих из южных доминионов. Так, один из них писал домой, что для него «…британский солдат навеки останется символом всего самого некомпетентного, бесполезного, ленивого и ни на что не годного… Когда-то я поклонялся британскому солдату как герою, и был горд, что я – британец, но будь я проклят, если я им останусь… Мы не видели ничего, кроме британских ошибок, хвастовства, издевательств, обмана и губительных провалов…» Командиры ANZAC, например полковник Джон Монэш (John Monash), были склонны согласиться со своими подчинёнными в низкой оценке качеств британских войск, отмечая, что «…у них нет мужества, стойкости и выносливости, плохое телосложение, нет сообразительности…», но зато «…много тупого глупого мужества».

В этих словах есть доля правды, но сами австралийцы и новозеландцы были не лучше. Оказалось, что, несмотря на подготовку в Египте, они не смогли овладеть навыками окопной войны, у них не было нужного вооружения (явно недоставало артиллерии) и материалов для правильного её ведения (например, колючей проволоки). Самое же главное, катастрофически не хватало опыта – офицеры из ANZAC по большей части были такими же неискушёнными в военном деле людьми, как и их солдаты. Чего у них было не занимать, так это мужества и осознания собственной исключительности. Один из новозеландцев написал в своём дневнике, что «Новая Зеландия займёт своё место в «списке почёта» вместе с Австралией в качестве страны, которая вырастила мужчин, не боящихся смерти».

Видно, что в данном случае австралийцы и новозеландцы смотрели на себя через призму официальной пропаганды, распространяемой их же земляками, журналистами из доминионов, как вышеупомянутый австралиец Бин. Он видел в своих земляках сильных мужчин, детей буша, дикой неосвоенной природы, что действительности не соответствовало. Бин настойчиво подчеркивал, что австралийцам и другим колониальным войскам свойственен дух товарищества и равенства, тогда как британцы закоснели в своих феодальных привычках помыкать низшими классами. Одновременно, как это ни странно, Бин оставался стойким сторонником империи и настаивал на продолжении войны.

Влияние Бина на восприятие австралийцами и новозеландцами событий на полуострове Галлиполи было чрезвычайно велико. Составленная из воспоминаний военнослужащих так называемая «Книга Анзак» (Anzac Book), ставшая бестселлером на родине воинов корпуса, была исключительно плодом его труда. Бин отобрал и отредактировал тексты и рисунки 150 солдат, откликнувшихся на его просьбу об интервью, таким образом, что ни у кого не оставалось сомнения в мужестве, стойкости и преданности империи австралийцев и новозеландцев. В книге они предстали спасителями страны, несмотря на все недочёты и ошибки британцев из метрополии.

Следующим знаковым сражением для ANZAC, который был переформирован и разделён на 1-й и 2-й корпуса, стала битва на Сомме во второй половине 1916 года. В ходе этого столкновения австралийцы и новозеландцы понесли гораздо большие потери, чем в Галлиполи, но при этом не они стали главными. Далёкий тыл привык к потерям и жертвам, а солдаты научились переносить войну. На первое место теперь вышел вопрос о «национальных» армиях, как склонны были расценивать ANZAC многие офицеры-уроженцы колоний. Увеличения доли выходцев из доминионов в офицерском корпусе колониального контингента, а также увеличения самостоятельности в принятии решений и независимости от британского командования – вот чего хотели многие из них.

Только к 1917 году пять австралийских дивизий были сведены в один большой автономный корпус под командованием (наконец-то!) австралийца, уже вышеупомянутого Джона Монэша, дослужившегося к тому моменту до генерал-лейтенанта. Новозеландские же части, тщетно добивавшиеся того же самого, были по причине своей малочисленности соединены с британцами.

Настроения австралийцев и новозеландцев и их отношение к англичанам не изменились. Военные корреспонденты вносили свою лепту в формирование такого отношения к «имперским кузенам». Да и сами «оззи» и «киви» в своих письмах прямо писали, что «когда они [британцы] хотят затеять что-то весьма опасное и лихое, то они всегда выбирают [для этого] австралийцев или новозеландцев… и потом читаешь… что «британцы совершили то-то и то-то»… Ничего, это точно будет сделано, и сделано этими… боевыми кенгуру, которым наплевать на всех, но которые настоящие профессионалы».

Блестящие действия австралийского корпуса и новозеландских войск во время последнего рывка союзников в 1918 году окончательно укрепили солдат, а позднее и некоторых историков, во мнении, что именно колониальным войскам принадлежит по праву если не вся победа, то значительная её часть.

Одновременно с войсками на фронтах Европы глубокие изменения произошли в самих Австралии и Новой Зеландии, в которых политические и общественные разногласия достигли невиданной прежде глубины. Находившиеся до того в младенческом состоянии политические партии и клубы стали играть огромную роль в формировании общественного мнения, а журналистика, как видно на примере Бина, стала настоящей четвёртой властью. В Австралии правительству не удалось сломить сопротивление профсоюзов в вопросе о военном призыве, и напрасно премьер-министр Хьюз патетически восклицал, что «если империя падёт, то падём и мы».

В Новой Зеландии удалось избежать раскола, поскольку у оппозиции не получилось заручиться поддержкой большинства избирателей. Правда, новозеландскому правительству пришлось выдержать серьёзный конфликт с представителями маори, которые попытались сопротивляться призыву. В конце концов, было решено, что только лояльные короне племена будут вовлечены в систему призыва, и 2227 мужчин-маори, или 4,5% всего туземного населения доминиона, прошли через службу в армии. 336 из них были убиты в бою или погибли при несчастных случаях.

Первая мировая война не только вовлекла Австралию и Новую Зеландию в борьбу с гораздо более могущественными и сильными на тот момент европейскими державами, но и произвела глубокий переворот в отношении к империи в умах населения доминионов, теснее сплотила разные социальные группы и способствовала, в конечном счете, рождению новых политических наций.

Продолжение следует: Французские колониальные войска в двух мировых войнах.